Время - Художник, а я - Парусиновый Холст.
Он гениален, и видит во мне перспективу.
Мы понимаем друг друга без слов и без слёз:
Общие темы, идеи, сюжеты, мотивы.
Мы дополняем друг друга, как радость и грусть,
До совершенства и до совершения чуда.
Кто-то посмотрит, и скажет, что я ещё пуст.
Он - приглядевшись, поведает, что со мной будет.
Он различает едва уловимый мираж:
Проблески будущих контуров, линий и точек,
И, заточив перочинным ножом карандаш,
Что-то пытается мне в тишине напророчить.
Грифель его ядовит, словно жало пчелы.
Больно разит, заражая чумой вдохновенья.
Нет, не морщины, не бледная нить седины -
Первых штрихов осторожное прикосновенье.
Робкий, воздушный, несмелый, но точный эскиз:
Боли в предплечье, мигрени, звенящие нервы...
Явью и сном на холсте проявляется жизнь.
Время - Художник. И я его стану шедевром...
Если сумею стерпеть, не сгорев со стыда,
Голую правду ошибок, грехов и пороков....
Масло. Гуашь и пастель. Акварель и вода...
Это не я.
Это лик уходящей эпохи...
(2016)
После прочтения холста звуки "Бури сменяются звуками Лиможа""
Пока зрители собираются - шум вокзала. - Атмосферный звук с ощущением, будто находишься на вокзале
Звук отправления поезда с вокзала
Звук оповещения на вокзале о прибытии или отбытии (РЖД)
Отрывается занавес. На сцене большой клеёнчатый "баул". На нём сидят две тётеньки в платочках. К ним быстрым шагом подходит ведущий в форме полицейского.
- Это вы вызывали полицию?
- Да, мы!
- Что случилось?
- Кто-то бомбу в вагоне оставил!
- Где она?
- Вооооот....
- И чего вы на неё сели?
Женщины в ужасе вскакивают. Полицейский подходит к сумке ближе, внимательно осматривает. Выбегает автор:
- Это моя, моя сумка!
- Вот как? А что в ней?
- Книги!
- Сейчас посмотрим.
Заглядывает в сумку.
- О-о-о! Девушка, да их здесь много! Зачем вам столько?
- М-м-м-м-м... вот... получила тираж. Я автор.
- Правда? Ну, тогда хорошо. А то мы уж думали, что вы их продавать хотите. Вы знаете, что торговля на вокзалах и в электричках запрещена?
- Что вы, что вы... Ни в коем случае..
- Ну, смотрите же!
- Конечно!
Автор, убедившись в этом, достаёт из баула книгу и, обращаясь в зал, кричит:
- Добрый день, уважаемые пассажиры! Вашему вниманию предлагается сборник стихов современной русской поэтессы Светланы Севриковой - "Ковчег". В книгу вошли стихи про вокзалы, электрички, пассажиров, машинистов, полицейских, музыкантов, цыган, бомжей, ну и вообще про непростое время, пережитое нами однажды и называемое теперь "лихие девяностые".
Книга вышла в издательстве "Ридеро". В ней 200 страниц, мелованная бумага, глянцевая обложка, с ней можно приятно отдохнуть, расслабиться или, наоборот, испытать острые переживания, окунувшись в недавнее прошлое страны...
- Девушка, девушка, постойте! Это вы продаёте книги?
- Ну да, я.
- Стихи, говорите?
- Да.
- Ваши, говорите?
- Да.
- Хорошие?
- Не знаю.
- Можно посмотреть?
Открывает книгу, смотрит.
- Хм.. Это вы про себя писали?
- Про себя.
Читает "Выпускной девяносто первого"
Выпускной девяносто первого
Ухмыляюсь усмешкой нервною:
Что ты знаешь о нашей стае -
Выпускном девяносто первого?
Космонавтами мы не стали…
Начитавшись стихов Есенина
На всю жизнь, наигравшись в фантики,
В черных фраках и платьях беленьких,
Неуместные тут романтики.
В год, когда начинала заново
Путь особенный свой держава,
На пригорке встречая зарево,
Мы наивно воображали,
Что радушно раскрыв объятия
Встретит Родина-мать с волнением
В дни позора её зачатое,
Возмужавшее поколение.
Новоявленным богом прокляты,
Безуспешно искали тропы,
В год, когда завершилась оттепель
Сокрушившим страну потопом.
И, обетам своим неверные,
До сих пор ловим ветер в поле.
Выпускной девяносто первого
Непрактичной советской школы…
Летом девяносто первого я окончила школу и приехала "Покорять Москву". Мне хотелось скорее стать взрослой и жить как взрослая, независимо: учиться и работать. Может быть меня возьмут водителем трамвая? Или продавцом в "Детский Мир"? Или даже артисткой? Но, нет. Для всего этого требовалась московская прописка.
А вот торговать газетами - это запросто! Всегда пожалуйста!
Читаем главу "Надо на вокзал"
Подошла к ребятам, расстилающим в переходе на Кузнецком, прямо на асфальте, целый ковёр из газет — «Спидинфо»,
«Коммерсант», «Московский Комсомолец», «Вечерняя
Москва», «День», «Голос». Спрашиваю, откуда, мол, дровишки?
— Из лесу, вестимо! — отвечают начинающие предприниматели, и дают мне адрес этого «леса». В «лесу» надо было
оставить свой паспорт «в залог». Тебе дают сколько ты утащишь газет и журналов. Иди, продавай. С каждого экземпляра
10 копеек — твои.
В первый день я заработала 3 рубля. Во второй — 10. Это
было не так уж плохо. Даже очень хорошо: мать, работавшая
тогда в колхозе зоотехником, получала около 150 в месяц, то
бишь, в день — только 5.
Продавала я свои газетёнки всё на том же Кузнецком, в арке у входа в метро. Некоторые из покупателей подходили
не только за газеткой, но и поговорить о том, о сём… В том
числе и где же лучше продавать газеты. Кто-то сказал:
— Надо обязательно на вокзал идти! Там торговля, — вообще ураган!
Я проверила. В первый же день в залах ожидания на Казанском заработала 50 рублей. А кто-то из покупателей сказал:
— Иди-ка ты в электрички!.. Вот где настоящая торговля!
В поездах на Ярославском я тогда наторговала целую сотню...
Добрый день, уважаемые пассажиры! Вашему вниманию свежий номер "Частной жизни" и журнал "Столица"!...
Внезапно мычит корова.
Ведущий:
- Это вы про себя?
.
Уставясь в длань глазами филина,
Как будто вглядываясь в темень,
Она высматривает линии
На правой, а потом на левой.
Как будто от чего-то вздрогнула…
И даже побледнели губы…
Быть может эти иероглифы
Кого-нибудь потом погубят?
Сведут с ума? Отравят славою?
Воды? Огня? Чего беречься?
Она соврёт! Она лукавая!
А ты - наивный и беспечный!
Грозить бедой? Пугать потерями?
Учить тому, чему не учат?!
Ты всё равно ведь не поверишь ей…
Тебе же просто станет скучно…
На что дитяти правда голая?
Нелепо, как сюртук на вырост!
Гадалка врёт, склоняя голову,
Суёт червончики под вырез…
Слегка, наверное, волнуется…
Сверкая хитрыми очами…
Что говорила – то не сбудется…
А будет то, про что смолчала…
А рассказала б - не поверила,
И стала б спорить непреклонно
Не с нею… А с хитросплетением
Суровых нитей на ладонях…
Скажи мне, девчонка, с оранжевой лентой в косице,
Какая маршрутка отсюда идёт до метро?..
Я просто спросил… Отчего же Вы так удивились,
Прекрасная дама в шикарном бобровом манто?
А впрочем, мадам, удивление Ваше не дивно…
Для Вас я во всех отношениях чудаковат…
Позвольте мне с Вами немного пройтись по Неглинной…
И следом за Вами случайно свернуть на Арбат…
Я знаю всех клоунов, пьющих портвейн на Арбате:
который с веснушками – Гамлет, с бородкою – Лир…
Отелло – цыган, а Макбет от рожденья горбатый…
Простите, мадам, я сказал, что мой папа – банкир!
Я видел в Нескучном саду синеокого эльфа…
Он был одинок… Он неделю не ел и не пил…
Простите, мадам, я болтал про закаты на Эльбе.
Но, как-то некстати, нечаянно вспомнил про Нил.
Мне Марш Похоронный сыграл баянист в переходе…
Полвека баяну… Но всё ещё бает баян…
Простите, мадам, на меня временами находит!
Итак, я сказал Вам: давайте зайдём в ресторан?
Я был на Поклонной… Я кланялся нашему клану…
Полвека минуло, а камень от слёз – сыроват…
Представьте себе, что за суши и ролы с угрями
мой дед заплатил своей жизнью полвека назад…
Простите, мадам, я спросил Вас: Вы пьёте «Мартини»?...
Вы любите розы? Но лучше букет орхидей?
Ну да, у меня на Рублёвке большая квартира.
А в стенах Кремлёвских полсотни полезных друзей.
Хотите, мадам, обрильянчу Вам щупальцы-пальцы?
Рубины на шею, алмазы на мочки ушей?!
Я видел на Курском бездомных детей-голодранцев…
Изъеденных вшами! Принцесса, вы видели вшей?!
Да, Вы не ослышались… Вшей, а не в соусе устриц…
Спасает от них лишь ядреный воняющий дуст…
Смотрите, какая над нами красивая люстра!
Простите меня за мою негламурную Русь…
Простите всем сердцем… Простите всем города центром…
Меня и Россию, «несущую что-то не то»
про голых и сирых… живущих во мгле беспросветной…
Какая маршрутка отсюда идёт до метро?
Современная Москва
Торги по Москве – шумные!
Торгаши теперь - умные!
Спекулянтище – нынче в лесть!
Кто не на торгах,- тот не ест.
Землю пашут - мужики,
Учат в школах - дураки.
Гнут железо – дубари.
Лечат тело – упыри.
Хаты строят – мураши.
А гуляют – торгаши.
Хочешь- сей, а хочешь – куй,
Всё равно, иди торгуй!
Век базара!
Век без дара!
прочитать что и сколько стоило в 90-е и какие были зарплаты...
Коробейники (музыка)
Я приехал
Не своди сурово брови,
Не гони меня отсель, -
Мы с тобой единой крови!
Плох пожин? – Каков посев.
Ни валюты, ни прописки, -
А туда ж я, на базар!
Пот ручьями, - путь неблизкий:
Станция, вагон, вокзал.
Не шуми, не лезу в сани!
Мне ли слава, мне ль почёт?
И ненужный, и незваный,
И немилый, - чем не чёрт?!
Худ, худой, щетинист рожей,
Ни кола и ни двора.
Мне не ты, так Бог поможет,
Всыплет горстку серебра.
Не стыди,- не мне стыдиться,
Торговать – не воровать.
Здравствуй, мать моя столица!
Аль не помнишь, чья ты мать?!
Коробейник
Рынки, рынки… Мне у крынки
Места нет, - погнали вон.
Я как деды по-старинке
С сумкой в балаган-вагон.
Эй, народ! Хватай покупку
И дешевле, и легчей!
Прямо с рук, да прямо в руки,
Под задорный гам речей.
Эй, народ, глазей да слушай!
Всё своё с собой ношу, -
Нет моих товаров лучше
И недорого прошу.
Эй, народ! Устал я за день!
Наорался, боже мой!
Ты подвинься, а я сяду.
Вот и мне пора домой..
Читает автор:
Вокзал
Я не уеду с этого вокзала
Ни в Ленинград, ни в Мурманск. Никуда.
Я здесь затем, чтоб жадными глазами
Смотреть на скоростные поезда.
Ни с кем не обнимаясь, не целуясь, —
Встречаю, провожаю, даже жду
«Стрелу», «Сапсаны», «Ласточки» и «Юность»,
В девятом отменённую году.
Я здесь затем, чтоб грустно улыбнуться,
И голову немного наклонить,
Подслушав обещание вернуться,
И клятву никогда не разлюбить.
Звенят пути, железные как нервы.
Свистит гудок, насмешливый, как дрозд.
Я здесь затем, чтоб как-нибудь проверить,
Зачем вокзалу надо столько слёз?!
Служебный долг, — отслеживать мгновенья,
Присматриваясь к вечности тайком,
Ловить! И продавать как коробейник,
Бессовестно вломившийся в вагон.
Вашему вниманию предлагаются.губки для мытья посуды..
Усталая женщина: девушка, пожалуйста... не кричите так.. Вы мне спать мешаете...
Подходит пассажир с книгой, читает стихи про клинчанку.
Новогодняя фея
Ах, эта ёлка новогодняя – не диво ль?!
Цветные шарики, зайчата, обезьянки!
Какое дело нам с тобой, таким счастливым,
до утомлённой и замученной клинчанки?
Она к восьми спешит на фабрику игрушек…
За воротник – студеный ветер снегом дует,
метёт в лицо, толкает в грудь, плюётся в душу.
А эта женщина – над стёклами колдует.
А эта женщина в стекло вдувает воздух,
надев халат и под косынку спрятав косы.
(Наверно так же зажигают боги звёзды,
зажав соломинку в губах, как папиросу).
Горячий цех. Какая тушь? Какая пудра?
Не по годам, а по минутам – юность в топку!
Но пустоту соединяя с перламутром
душой не старится трудящаяся тётка!
Цветные шарики… ты многого не знаешь!
А если б знал - ну что бы это изменило?
Ей скоро сорок, а она не вышла замуж!
Не целовалась, не встречалась, не любила!
Не ворковала в тёмном скверике с зазнобой.
И не оплакивала девственность напрасно.
Всю жизнь - работала на праздник новогодний,
вдувая в стёклышки мечты о личном счастье.
Всю жизнь – соломинка в губах, как сигарета…
Её коллеги – умирают от чахотки.
Ах, если б знал ты, сколько платят ей за это, -
больной, замученной, не выспавшейся тётке!
Она стекляшки превращает в самовары,
конфетки-прянички, зверушки-рыбки-пташки …
Но если купит в день зарплаты пёстрый шарик –
сидеть полмесяца на хлебе с простоквашкой.
Цветные шарики… Как много в этом мире
людей живущих в серых буднях как в болоте…
Храни господь твою московскую квартиру,
Храни господь твою хорошую работу…
…Горячий цех… Глубокий вдох… Вдохнув токсины
тепло души сердечно выдохнула в трубку…
Не забывай, что мы с тобой живём в России,
где словно шарик новогодний – счастье хрупко!
Где на беде чужой бессовестно жиреют
друг другу сладко зубоскалящие волки…
И «С лёгким паром» раз в двадцатый смотрит фея
нам новогодние украсившая ёлки
Диалог ведущего и автора:
- Ты, наверное, обижаешься, когда они ничего не покупают.
- Нет, как можно на них обижаться.. Их жалко.. Мы им ндоедаем.. Один за другим ходим и ходим. А кроме нас ещё те же цыганы.. Или вот ещё... нищие..
Ведущий с улыбкой: Разные попрошайки?
Автор (без улыбки): Да... Разные... Очень разные...
Я должен жить
Прихожу домой, — ничего не случилось…
Постарела мать — говорит, что пустяк.
Лучший друг на той, что писала, женился.
Впрочем, можно жить даже так, даже так.
Я шучу, как шут, и со всеми я ласков,
Вечером на танцах — сухое вино.
Давят костыли, денег нет на коляску.
Впрочем, нужно жить всё равно, всё равно.
Верный пес Барбос и котище наш, Барсик —
Всех моих бессонниц тревожных друзья.
В юности гадал, есть ли люди на Марсе,
Нынче на земле их дозваться нельзя.
Наберу цветов полевых целый ворох, —
Некому дарить? Брошу в реку с моста…
Мало ль на Руси нас, понюхавших порох?
Жжённых на костре или снятых с креста?
Я ли здесь один — одинокий, как палец?
Всех не перебьешь и за тысячу войн!
Знает нас в лицо и чечен и афганец…
Слава Богу, гол как сокол, но живой.
Постарела мать, вышла замуж невеста,
Муж её построил большой особняк…
Если б я погиб — ни за что не воскрес бы!
Значит, должен жить даже так, даже так…
2002
Маленький музыкант
Весна. Платформы. Босоногий мальчик
С баяном на скамейке ждёт состав.
Чиновников умильных озадачив,
Сиротка в детском доме жить не стал.
Переболев ветрянкой и ангиной,
Мальчонка улизнул через окно…
Катается теперь с Москвы до Клина,
Играет: си-ля-соль-фа-ми-ре-до…
Гудит дорога, будто крематорий,
Сжигает детство синий семафор…
Московский романтический Том Сойер,
Невидимый марк-твенам до сих пор.
Кораблик из червонца в синей луже, —
Птенец гнезда Петрова строит флот,
Который никому сейчас не нужен.
Храни его, ничейного, Господь…
Вскочил навстречу поезду мгновенно.
Вагон набит, как бочка с иваси,
А он идёт, и плачет в уши стенам,
Играя: до-ре-ми-фа-соль-ля-си…
2004
Умирал человек
Рассыпались на небе зори –
Как песочком на лёд – горстями.
А на грешной земле – позорно
Умирал человек в снегу.
Он был пьяным, мертвецки пьяным!
И не знал, как дойти до дома…
А вокруг суетились гномы,
Проклиная в сердцах пургу.
Заметала дворы пороша,
Ветер ветки ломал, как руки
Истерическая кокетка,
В шесть утра дозвонившись в морг.
Он был пьяным. Но он хороший!
Просто тёща такая сука!
И голодные плачут детки…
И проценты растут на долг.
Гномы добрые, как котята.
Но беспомощны, малорослы,
И мозгов у них в черепушке –
Как в его кошельке рублей…
Им бы жирное тело спрятать
На уютный казённый остров.
Донести в закуток получку,
И покушать горячих щей.
Им не то, чтоб его не жалко,
В лютый холод собачий… Что вы!
Каждый крутит свою баранку,
А в глазёнках –слеза блестит!
Он ведь пьяный! Мертвецки пьяный!
И не может дойти до дома!
Только – что могут сделать гномы?
Бог беспомощность им простит.
Снег клубился, и даже ели,
Замерзая, роняли хвою.
В эту ночь был конец недели,
И тринадцатое число.
Пили клёны за друга стоя
Электрический свет, хмелели…
И просили собак бездомных
До утра отпевать его.
Страшное будущее
Вошёл в вагон гудящей электрички
Мальчонка грязный, нищенски одет,
Худющий, как разломанная спичка…
Ссутуленный, насупленный, как дед…
Не сразу разглядишь, что он курносый,
Голубоглазый, русый… золотой…
Идёт, себе на хлеб копейку просит,
В свои двенадцать – грешный и святой.
Звенят гроши, и шелестят рублишки,
Народ душевный, ласков и не скуп…
Кого не тронут бедные детишки,
И жалкие слова просящих губ?
Но, черт возьми! Хоть много дай, хоть мало,
Но этот мир от горя не спасти.
Чумазый сын московского вокзала –
Грядущее – оно уже в пути…
Грядущее… Униженное прошлым,
И настоящим битое под дых…
Идёт мальчишка, грязный, но хороший,
Как кулачок сжимается кадык…
Незнамо кем проклятый от рожденья,
Своей страной от жизни отстранён…
Загубленное в зёрнах поколенье,
В котором мы, наверное, умрём…
Осенний призыв
Расхристанна и босая
внимала пророкам Русь.
На площади Трех вокзалов
играли солдаты блюз.
В метели — как в дымной гари -
свою повествуя быль
безногий терзал гитару,
безрукий — тоскливо выл.
Про подвиги и про ****ство,
про пошлость, любовь и ложь...
И плакал на Ленинградском
вокзале продрогший бомж...
Про ненависть и про ласку...
Про холод тюремных нар...
И плакала на Казанском
продажная злая тварь...
Про скудный паёк солдатский,
и сбитый аэроплан...
И плакал на Ярославском
бездомный как пёс пацан...
И плакала вся Россия
глазами своих икон.
А прапорщики грузили
в вагоны призывников...
***
Прямо дороженька: насыпи узкие,
Столбики, рельсы, мосты.
А по бокам-то всё косточки русские…
Сколько их! Ванечка, знаешь ли ты?
Чу! восклицанья послышались грозные!
Топот и скрежет зубов;
Тень набежала на стекла морозные…
Что там? Толпа мертвецов!
То обгоняют дорогу чугунную,
То сторонами бегут.
Слышишь ты пение?.. „В ночь эту лунную
Любо нам видеть свой труд!
Мы надрывались под зноем, под холодом,
С вечно согнутой спиной,
Жили в землянках, боролися с голодом,
Мерзли и мокли, болели цингой.
Грабили нас грамотеи-десятники,
Секло начальство, давила нужда…
Всё претерпели мы, божий ратники,
Мирные дети труда!
Братья! Вы наши плоды пожинаете!
Нам же в земле истлевать суждено…
Всё ли нас, бедных, добром поминаете
Или забыли давно?..“
Не ужасайся их пения дикого!
С Волхова, с матушки Волги, с Оки,
С разных концов государства великого —
Это всё братья твои — мужики!
Стыдно робеть, закрываться перчаткою.
Ты уж не маленький!.. Волосом рус,
Видишь, стоит, изможден лихорадкою,
Высокорослый, больной белорус:
Губы бескровные, веки упавшие,
Язвы на тощих руках,
Вечно в воде по колено стоявшие
Ноги опухли; колтун в волосах;
Ямою грудь, что на заступ старательно
Изо дня в день налегала весь век…
Ты приглядись к нему, Ваня, внимательно:
Трудно свой хлеб добывал человек!
Не разогнул свою спину горбатую
Он и теперь еще: тупо молчит
И механически ржавой лопатою
Мерзлую землю долбит!
Эту привычку к труду благородную
Нам бы не худо с тобой перенять…
Благослови же работу народную
И научись мужика уважать.
Да не робей за отчизну любезную…
Вынес достаточно русский народ,
Вынес и эту дорогу железную —
Вынесет всё, что господь ни пошлет!
Вынесет всё — и широкую, ясную
Грудью дорогу проложит себе.
Жаль только — жить в эту пору прекрасную
Уж не придется — ни мне, ни тебе».