Моя сестра кормит голубей
| Моя сестра кормит голубей. Это страшно бесит Татьяну Сергеевну - соседку снизу. Она живёт на первом, а мы на третьем в четырёхэтажном сталинском доме. Приученные к кормёжке голуби садятся на балконные карнизы: - Ур-урр!! Заслышав их приветствия, кот Рыжик выбегает на лоджию с ответным: - Муррр! Потом возвращается в дом, бросается в ноги Маргарите: - Они уже прилетели, дай им поесть, пожалуйста! - Сейчас-сейчас! – торопится сестра. Но тут вмешиваюсь я: - Нельзя! Нельзя! Кыш! Кыш! Ты что, забыла, что ли?!.. ...Кабы не моя сестра, многие из птиц не пережили бы зиму. Как-то в феврале она притащила домой с улицы маленького пташка с расклёванной головкой. Так голодно, небось, пернатым было, что скатились, бедолаги, до каннибализма. Как лечить несчастного? Йодом! Моя сестра вообще всё лечит йодом: царапины, порезы, любые укусы, прыщи, ссадины, растяжения и даже непонятное «чёрт знает чего оно болит». Но йод тогда не помог – больной отказывался есть. Был у нас в бердянском районе такой поэт – не помню как звали, а фамилия – Чердаклиев. Я познакомилась с ним на заседание литклуба «Парус» в редакции нашей районной газеты. Мне было 14 или 15 лет, а ему – может быть около сорока, может немного больше. Послушав мои наивные детские стишата он взял у меня толстую мою стихотетрадь и чернильной ручкой на последней странице накарябал каракулями: Крошился лунный свет с цветущих яблонь. И падал нам на головы. Ты помнишь? Ты жала кулачки ко рту, как будто бы озябла. А мне казалось, ртом голубку кормишь. Разжёвывая хлеб, я пыталась заставить птенца пообедать, поужинать или хотя бы позавтракать. Но рецепт не срабатывал. Голубь всё-таки умер. Сестра плакала, я её утешала, гладила по волосам и вспоминала, что двадцать лет тому назад, после маминой смерти она два года переживала боль, срываясь на слёзы по любому поводу, едва только что-то напоминало ей о ней. А напоминало всё. Особенно я – мой лицо, которое «копия мамочка». Я, её младшая сестра, в этом смысле много проще. Поплакала сутки, потом ещё три ночи, и всё, больше, вроде как и не надо. Голубь умер. Хотя и была зима, она его похоронила в коробке из-под обуви. Где-то в лесу - а их дом стоит возле леса – рядом с котом Мурзиком, ушедшим на радугу также в каком-то из годов начала двухтысячных. В 2016 году, когда бомбили Донбасс, ко мне в Москву приехала моя одноклассница с семьёй. Сын через год закончит школу, нужно поступать. Очень хочется, чтобы подальше от войны. Потому что никто не знает, когда она кончится. Фёдор – мальчик смышлёный и творческий, без проблем поступил по квоте к нам на бюджет в один из технических вузов. Поселился в общаге. Когда начался двухлетний бардак с ковидом, моя сестра предложила ему: «Живи у меня. А то не дело это, когда в общаге один человек болеет, а карантинят весь этаж. Разве это учёба?». Помогала она также Жанне, однокласснице своей, постоянно мотавшейся в столицу РФ на заработки. Помогала Зое, ездившей из нашей деревни сюда в девяностых «подсолнечным маслом торговать». Родичу Валерке из украинского Николаева, пока он «что-нибудь не придумает, чтобы устроиться в России». Валерка помотался, поискал, придумал - рукастый и трудолюбивый мужик - купил себе домик где-то в Сибири, живёт теперь с семьёй, хозяйство наращивает, внуков и правнуков ждёт. Муж Маргариты – душевный парень, бывший подводник Балтийского флота, - тоже был добрым. Любил животных, детей, Высоцкого и Джека Лондона. Ещё, к сожалению, - выпить. Что его потом и сгубило. Мир, любимый им, платил ему любовью ответной. Рано утром в день внезапной Володиной смерти вдруг упала замертво яблонька у подъезда, которую он посадил, когда только они с сестрой, ещё совсем юные, получили ордер. Каждое лето сестра с мужем ездила на малую нашу родину, навестить родителей. Однажды их отпуски не совпали и Володя возвращался с Украины сам. В поезде познакомился случайно с Алексеем, который ехал в Москву «искать работу», чтобы «семью от голодной смерти спасти». Пообщался в пути с незнакомым человеком и говорит: - Тяжело тебе в чужом городе будет, живи у нас. Взял и привёл домой попутчика: - Встречай, жена. Накорми гостя, приюти, спать уложи, он у нас поживёт! Благодарный Лёшка остался тогда и стал как родным. До сих пор дружим семьями. Переселившись к сестре год назад (свою квартиру из-за «романсов» наших «финансов» мне пришлось сдавать) я стала свидетелем странных дурацких «чудес», творящихся с дверью нашей квартиры. Однажды, например, кто-то её посыпал мукой. Потом вымазал чем-то похожим на дёготь, потом облил какой-то вонючей жидкостью, может быть и мочой. Сестра терпеливо отмывала и оттирала дверную обшивку. - Кто это делает? – спрашиваю. - Ну, я не видела, - вздохнула Маргарита, - но кому как не Татьяне Сергеевне? Как-то в выходные мы проснулись от грохота. Это было самое начало марта. Неделю назад война началась, мы волновались. Что дойдёт до нас, конечно, не думали. Но подозревали, что теперь могут быть теракты как в конце девяностых в Печатниках. Нам было страшно. Решившись открыть дверь, я поняла, что открыть её невозможно: с той стороны чем-то тяжёлым была выбита ручка. Позвонили в службу спасения, участковому, в конце концов приехал мой муж, который живёт в другом месте, и нас освободил. Пошла к Татьяне Сергеевне. Аккуратно позвонила в дверь. Дверь открыла женщина лет семидесяти. Седенькая, маленькая, тонкая, с остреньким носом. - Здравствуйте! Я – сестра Маргариты. Это вы нашу ручку каким-то ломом сбили? - Нет, конечно, - смеётся - Я в этот раз заявление писать не стала. Но, пожалуйста, больше не надо, - строго говорю я. - А зачем она голубей кормит? - Жалко их ей. - А нас не жалко? Смотрите! Подводит меня к окну. Вижу на карнизе перед окошком немного крошек, точнее, хлопьев от «геркулеса». - Да, - вздыхаю, - согласна. Надо как-то поаккуратней. - Вообще не надо этого! Ваша сестра больная на всю голову! Её у психиатра лечить надо! Я её сто раз говорила, что так в Москве не делают. У вас там в вашем вонючем колхозе, может, и коров в домах держать не возбраняется, а у нас надо быть человеком интеллигентным и учиться хорошим манерам! По ходу монолога глаза Татьяны Сергеевны наливаются кровью. Я чувствую, что гнев и ненависть заразительны, но страшно не хочу ещё одной войны. Мне и так больно. И страшно до слёз. За Жанну, за Алексея, за Фёдора. За Зою уже нет, она умерла несколько лет назад. Но остались где-то там в Бердянске Зоины дети. Стараюсь не слушать Татьяну Сергеевну, просто, смотрю на её сдвигающиеся брови и молча киваю. Красивой, наверное, она была в молодости. Сейчас постарела. Вспоминаю лицо нашей мамы. К старости у её карих добродушных глаз появилось много морщинок-лучиков. А у Татьяны Сергеевны таких нет, но есть вокруг губ «ореольчик». - Эдак и по роже может как-нибудь получить! – завершает она свой речитатив. Я облегчённо вздохнула. Но после моего вздоха Татьяна всё-таки добавила: - Ломом! «Больной человек. Одинокий. Несчастный. Но очень опасный», - подумала я, распрощалась и ушла. - Не корми их, пожалуйста, больше с балкона, - попросила я сестру. Она ответила: - И не буду. Зима-то уже кончилась! Летом птицы сами себе еду находят. Вон сколько помоек в городе! На которых не то, что птицам, но и бродячим животным, и даже несчастным бездомным людям прокормиться можно. Тем не менее, птицы сестру уже знают. Она выходит из дома – они со всех сторон к ней мчатся: - Уррр! Уррр… А впереди - новая зима. | |
|
| |
| Просмотров: 164 | |
| Всего комментариев: 0 | |